Перед Новым годом принято подводить итоги года уходящего. С такой просьбой мы обратились к президенту нашего института, профессору ГУ ВША Александру Юльевичу Чепуренко.
- Александр Юльевич, заканчивается 2011 год. Каковы Ваши впечатления от минувшего года? Что он дал нашей экономике, российскому бизнесу?
- Строго говоря, этот год закончится у нас только после марта месяца. И для экономики, и для бизнеса.
Понятно, что больших изменений в заявленных целях и задачах в области экономической политики не произойдет. Но российский бизнес хорошо знает, что его реальные возможности и проблемы связаны не с заявленными курсами, а с тем, как составлена и растасована между президентской и правительственной вертикалью колода администраторов, принимающих решения. Поэтому я считаю, что только тогда, когда это произойдет, 2011 год закончится для российского бизнеса.
В целом же, как мне представляется, год был достаточно обычным и ничем из ряда вон выходящим не выделялся.
По целому ряду важных направлений, например, связанных с налоговой реформой, с управлением процессом вхождения в ВТО, никаких новых решений, в том числе и давно напрашивающихся, пока не принято. Поэтому налоговый режим, экономическая политика в целом остаются все теми же. На уровне деклараций они направлены на поддержку модернизации и модернизационного потенциала, реально же те меры, которые предпринимаются, на мой взгляд, либо перпендикулярны заявляемым целям, либо спланированы таким образом, что их ресурсная обеспеченность, либо система управления не позволяют рассчитывать на высокий результат.
- Но мы ведь вступили в итоге в ВТО, и если в ближайшее время не начнем делать какие-то шаги, которые надо было сделать уже давно, нашу экономику просто съедят партнеры по этой организации. Они сожрут вполне определенную часть нашей промышленности, после чего начнется катастрофа: никаких нефтяных и газовых денег не хватит, чтобы хоть как-то прокормить образовавшуюся армию безработных.
- Совершенно верно: мы вступили в ВТО. Но, несмотря на то, что процесс занял 18 лет, большие кластеры народного хозяйства (насколько я могу судить, во всяком случае, по публичной дискуссии) пока что не просто дезориентированы. Они вообще не знают, какие меры будут реализовываться российским правительством для того, чтобы обеспечить переходный период и создать условия, которые позволят самим предприятиям быстрее адаптироваться в изменившейся ситуации.
- Уж за 18 лет можно было ко всему подготовиться.
- Понимаете, когда у нас изменения происходят очень быстро, все бывает плохо, потому что они оказываются не обеспечены инструментальными решениями. А, как выясняется на примере вступления в ВТО, хотя процесс шел давно, хотя все основные риски и все основные возможности давно были просчитаны, обязывающих решений, под которые в бюджете закреплены определенные ресурсы, под которые проведены переговоры с основными группами интересов, даны объяснения, что и почему будет или не будет происходить…
- Не было ничего такого.
- Совершенно верно: этих действий мы не увидели.
- Но сейчас мы не только вступили в ВТО, мы еще вступаем и в очередную волну кризиса.
- Ну, это ситуация, напоминающая консилиум врачей, описанный в «Приключениях Буратино»: один доктор считает, что пациент скорее жив, другой – что скорее мертв. Когда сравниваешь данные институтов, занимающихся конъюнктурными опросами, данные статистики, то однозначной картины нет.
Некоторые сектора российской экономики продолжают достаточно уверено развиваться, тогда как в других где-то с лета этого года наметился явный спад.
- Но не может же рушиться все сразу.
- На самом деле, поскольку существует высокая степень неопределенности развития мировой экономики: не ясно еще, как поведут себя основные игроки – Китай, Соединенные Штаты и Евросоюз, возможны разные варианты. Российская же экономика в значительной степени зависит от того, что в этих «центрах силы» происходит. Так что я пока не стал бы однозначно говорить о том, что мы вступаем в новый виток кризиса.
На мой взгляд, совершенно ясно одно: еще одного такого десятилетия с таким бурным темпом роста, каким были годы с 1999-го по 2008-й, в обозримом будущем не будет. И даже, если основным «центрам силы» удастся свою экономическую политику выстроить так, чтобы либо смягчить кризисное падение, либо его отсрочить, спрос на нашу основную продукцию – нефть и газ, видимо, так бурно расти, как в это счастливое десятилетие мировой экономики, уже не будет.
С другой стороны, пока мы видим лишь дежурные камлания по поводу инноваций, которые должны прийти и просыпаться благотворным дождем на иссохшуюся почву российской экономики. Слышим дискуссии о том, должны ли инновационные технологии развиваться одновременно с процессом модернизации, или они должны это делать как-то последовательно: сначала модернизация, потом инновации. Кроме этого пока ничего не видно и не слышно.
Между тем малого инновационного бизнеса в России почти что нет. И ясно, почему это так: крупный бизнес не предъявляет спрос на инновационные технологии. Крупный бизнес у нас пытаются в ручном режиме строить, ему грозят пальцем и понуждают к инновациям. Насколько это получается, мы с вами видим.
Так что пока я не вижу факторов изменения структурного развития российской экономики, позволяющих говорить о том, что мы двигаемся в нужном направлении.
- Александр Юльевич, а что можно было сделать, чтобы отвязаться от «центров силы»?
- Видите ли, в России потенциально достаточно емкий внутренний рынок, и если бы политика была направлена на быстрое увеличение внутреннего спроса, то мы могли бы в известной мере отвязаться от мирового хозяйственного развития, как это было в течение многих лет в Китае.
- Или как у нас при советской власти?
- Нет. При советской власти был совсем не тот вариант, о котором идет речь. Именно так, как было на протяжении многих лет в Китае (я имею в виду середину – конец 90-х годов, когда в Юго-Восточной Азии происходил кризис, и так называемые «драконы» теряли свои позиции), когда китайская экономика уверено росла, поскольку, во-первых, сделала ставку на рост примитивных товаров и услуг, спрос на которые есть всегда. А, во-вторых, довольно много средств вкладывалось в развитие внутренней инфраструктуры. Это в частности было строительство новых крупных населенных пунктов и так далее, и так далее. Такая тактика позволила Китаю развиваться достаточно стабильно, быстро и не испытывать особого беспокойства, глядя на то, что происходит у соседей.
А в России пока ничего подобного не происходит. Поэтому, если мировая экономика один раз чихнет, мы начинаем долго и натужно кашлять.
- Но сейчас премьер Путин обещает бизнесу золотые горы. Как Вам кажется, это будет, хоть в каком-то формате выполнено?
- На мой взгляд, в той модели развития бизнеса, которая сложилась в России за последние 20 лет, чем больше государство будет обещать и направлять (через госзакупки, через госзаказ), тем больше будет укрепляться сложившийся рентоориентированный тип развития бизнеса. То есть тот тип, основа которого – распилы и откаты.
- Увы, с этим нельзя не согласиться.
- Поэтому мы прекрасно понимаем, что происходит при сложившейся системе государственного и корпоративного интереса. Мы видим, как отстроившаяся корпорация государственного чиновничества полностью осознает, что госзаказ и другие подобные механизмы взбадривания бизнеса являются главным образом источником дополнительных доходов как для ее членов, так и для некоторой части аффилированного с ними бизнеса. А, значит, все попытки перевести эту систему в какое-то иное русло через систему госзаказа (будь то оборонный заказ или какой-то иной) это – топить печь ассигнациями. Ресурсы будут исчезать, а результат…
- Результата, как всегда, не будет?
- Смотря какой результат мы ожидали с самого начала. Будут расти те бизнесы, которые явным образом направлены на сравнительно быстрое освоение государственных заказов. Для малого и среднего бизнеса в этой системе лично я места не вижу. Но самое главное – эта система просто не способна генерировать спрос на инновации. Зачем это ей? Ведь система государственных закупок может стимулировать все, что угодно, кроме инноваций, если она не подкреплена четкой политикой по выстраиванию технологических коридоров. Технологическими же коридорами в рамках этой системы становятся компании за внедрение энергосберегающих лампочек.
- При этом наши лампы оказываются дороже китайских.
- Да, наши дороже китайских, причем пока непонятно, как их утилизировать. И так далее, и так далее.
Но других попыток выстраивать технологические коридоры…
- Ну, почему? А система ГЛОНАСС?
- Да, система ГЛОНАСС, да еще переход на ЕВРО-4 с одновременным шагом назад и разрешением ЕВРО-2.
Думаю, обещания, и даже искренняя вера нынешнего премьер-министра в то, что он может этим помочь бизнесу в рамках сложившейся системы мотивации, ни к чему, кроме усиления коррупции (если только она может усилиться еще), не приведут.
- Как-то Вы, Александр Юльевич, не очень оптимистичны.
- Да, потому что оптимизм и пессимизм – это свойство человеческой организации. А когда мы в качестве экспертов рассуждаем, мы исходим из каких-то фактов и их оценки. Поэтому нам менее всего стоит ориентироваться на некие моральные формулировки типа: это хорошо, это плохо, это оптимистично, это пессимистично. Мы должны смотреть, какие сценарии могут реализоваться.
На самом деле, поскольку это – предновогодняя беседа, можно добавить и немного оптимизма. Все те события, которые происходят сегодня у нас в политике, конечно, дают некоторую надежду на то, что может измениться расстановка сил. Главным образом – в государственной бюрократии. Она может перестать быть монолитной. И тогда выступит некоторая ее часть, в силу разных причин более, скажем так, способная прислушиваться и воспринимать потребности небольшого сегмента «газелей» российского бизнеса – фирм, ориентированных на рост и развитие. Видимо, эта часть государственного аппарата должна будет инициировать некоторые изменения конструкции.
За этим могут последовать изменения в философии экономической политики, возможно, отказ от тех мер, которые я уже назвал и которые являются подкармливанием коррупции и никаких других результатов не приносят. Тогда возможен и переход к иным мерам, например, к поддержке саморегулируемых организаций и передаче им более широких функций в области экспертизы, в области мониторинга, в области внесения различного рода возражений и предположений при выработке более адекватного содействия развитию и модернизации структур российской экономики.
Я включил бы сюда и те, существующие у нас в виде зародышей формы деятельности, как бизнес-ангелы, венчурный бизнес. Эти категории агентов изменений получат доступ к «длинным» деньгам. Также к ним получат доступ сберегательные ассоциации, которые смогли бы запустить строительство действительно дешевого массового жилья.
Вот в этом случае может появиться и огромный спрос на рост в целом ряде секторов российской экономики. Они и дадут рабочие места, и будут заинтересованы в освоении более экономичных технологий.
Беседовал Владимир Володин
